Тамбовский венок Боратынскому

Кирсановское имение 
Записано было Вяжлею.
Угодья были отменные,
Доходы были неважные,
Цвела усадьба сервизами,
Дворовые – синяками, 
Крестьяне слыли сердитыми,
Крестьянки рано сникали! 
Скитаясь в отхожих промыслах, 
Дерюгу в лоханях тиская, 
Что знали они о помыслах 
Помещика Боратынского? 
Что знали о философии, 
О поэтическом гении? 
У них не сычи, не совы ли 
Вели литобъединение?.. 
И кем это было начато,
Чья дочь родилась в сорочке? 
Дуняша-то, а, Дуняша-то 
Крамольные шепчет строчки. 
Заместо того, чтоб затемно 
Дежурить на барской пасеке,
Бабье ли это занятие 
Складно слагать побасенки? 
Но, с ног валясь от усталости,
Слагала крестьянка вдоволь их - 
И об елейном старосте, 
И о полынных вдовах... 
Не спите, Евгений Абрамович,
Проститесь с мирами высшими. 
Смогу ли я вас обрадовать 
Своими дерзкими виршами?

Я - Вам далекая - близкая,

Я - девки Дуняшки правнучка,
Которая губы облизывала, 
Отведав кнута и пряничка... 
Как было с моими предками, 
Неясно мне видно издали. 
Не вы ль над дымками редкими,
Над неказистыми избами 
Витали незримой тенью, 
Пример крепостным подавая... 
Но тяга к рифмоплетенью
У меня - родовая.

 Т. Жирмунская.
Переписано для В. Пешкова в
знак уважения к его кропотливейшему труду
1971

МАРА

Российская пустошь. Могилы,
Утопленные травой. 
Надменно вечность забыла,
Что здесь был угол живой.

Стоят, уцелевшие чудом, 
Надгробья укором немым...
Мы светом, бьющим оттуда, 
Как правило, не дорожим.

Но это не то запустенье, 
Которого жаждет душа... 
Растенье вцепилось в растенье, 
Молитвою скорбной дыша.

Олег СТОЛЯРОВ

ОН ВОЗВРАТИЛСЯ К НАМ...

Его стихи, как свежая струя,
Как яркий луч среди кромешной ночи...
“Читателя найду в потомстве я...” - 
Писал поэт. А может быть, пророчил?
Высокий дар свой называл “убогим”,
Своею музой не был ослеплен.
Но стал бессмертным, что дано немногим,-
Читателя нашел в потомстве он.
Его заметил Пушкин не случайно.
Нет, он - не позолоченный кумир.
В его стихах и скорбь, и страсть, и тайна,
И - “разума великолепный пир”.
Он был “звездой разрозненной плеяды”,
Лучом, пронзившим вековую тьму.
Через столетья память - вот награда,
Вот настоящий памятник ему...
Все чувства, что слились в высоком даре,
Мне навсегда понятны и близки.
Через столетья кланяемся Маре -
Читатели. Потомки. Земляки.

О, если бы предвидеть мог поэт, 
Что в Маре через много лет 
Его почтить потомки соберутся...
Поля отцов!
Он к вам мечтал вернуться.
От неудач и недругов устав,
Под синь небес, под сень родных дубрав
Из стран чужих душа его стремилась.
Теперь она навек здесь поселилась...
И снова в Маре буйствует весна!
Природа здесь поэзии полна,
Она из глубины веков идет -
К великому тропа не зарастет!
Ведь Муза Боратынского жива,
Через века звучат его слова...
Сбылась мечта, сбылась в конце концов:
Он возвратился к вам, поля отцов...

Валентина ДОРОЖКИНА 

БОРАТЫНСКИЙ В МАРЕ

Сорвав докучливые цепи,
Стремясь волнение унять,
Он видел вновь родные степи 
И детство вспоминал опять.

Он видел на холме зеленом 
Отцовский, с детства милый дом, 
Стремленьем сердца окрыленный, 
В глушь из столиц сюда ведом.

О край родной, он вновь с тобою,

Среди дубрав, среди берез.
Заросший парк шуршит листвою, 
Дом обветшал и в землю врос.

Но, Мара, дашь ли снова счастье,

Развеешь грусть тяжелых дум? 
Найдет сердечное участье 
Его живой, пытливый ум?

Суровый век путем железным

Шагает, мнет цветы весны. 
И дням, практичным и полезным, 
Нужны ль ребяческие сны?

В молчанье холодно и пусто 

Летят виденья прежних дней, 
И разум - враг живого чувства -
Уводит дальше от друзей.

Далече бедствуют иные,

И в мире нет уже других.
Но вдруг воспрянут дни младые -
Проснется прежний звонкий стих.

Небесный свод, пруды и рощи, 

И тишина, и мир, и степь, 
И жизнь, что сладостней и проще, 
Врачуют боль былых страстей.

И вновь святое и большое 

Он в душу принимал свою, 
И благодарною душою 
Светлел поэт в родном краю.

Андрей БЕЛКИН